«Мы любим в Томске выступать», или Барто в «Засаде»

Written by . Filed under Архив, Галерея, Статьи. Bookmark the Permalink. Trackbacks are closed, but you can post a comment.

_DSC2532.jpgГруппа, ставшая культурным (и культовым) явлением конца нулевых, и уже неоднократно бывавшая в Томске, вновь посетила наш город. 25 января в байк-клубе «Засада» прошёл концерт БАРТО в рамках их сибирского тура.

В качестве суппорта компанию им на сцене составил томский электроклэш-дуэт УБИЙЦЫ, которых некоторые комментаторы любят сравнивать с Барто

Специально  для «Нового Рока» с Машей ЛЮБИЧЕВОЙ и Женей ОВЦЕБОСХОМ про семилетний творческий путь и диалектику развития лирического героя от создания Барто до последнего ЕР “НННН” поговорила вокалистка томской группы ВХОРЕ Яна КАЗАНЦЕВА.
Фото: Антон ФРАНЧУК

_DSC2601.jpg

Барто появились в 2007-м, ровно тогда, когда надо было появиться группе, которая впервые со сцены сказала-спела-донесла то, что должно было быть озвученным. Это было время, когда в России возникла потребность в гражданском обществе и ощущение, что надо что-то делать с нарастающей энтропией и хаосом. Образ анархистов и декадентов Барто дополнил их гражданское высказывание и сделал их культовой группой современности.

Недавно дуэт вернулся из Мексики. Несколько месяцев после каникул Барто активно записывали новый материал, переосмысляя опыт взаимодействия со зрителем, форму подачи материала и своего лирического героя. Барто не планирует выпускать новый полноформатный альбом раньше осени 2015 года. Новые песни можно пока услышать только на концертах.


БАРТО: «Мы не будем больше, как сирена выть. Мы выключили сирену»

_DSC2596.jpg

— Судя по эволюции творчества от первого альбома Барто в 2007-м до третьего «Ум, Совесть и Честь» в 2010-м, вы двигались от ироничной, описательной маргинальной лирики, от такого портрета поколения к гражданской поэзии. От «мне всё равно, где работать и кем, меньше работы, меньше проблем», «бритые головы яйца не бриты», «сами сучки и в руках собачки» и «я шагаю в ногу с эпохой и мне всё пох*й» до весьма осознанного гражданского: «я готова и ты готов поджигать ночью машины ментов» и «эти люди любят боль, подчиненье и контроль, вместо призрака свободы, новый ласковый король». В альбоме 2010 года ирония и описательность будто исчезла и появилась серьёзная гражданская лирика и оценочная позиция. Это была реакция на всё больше возрастающую окружающую дичь или это какая-то сугубо внутренняя творческая эволюция?

ЕО: Мне кажется, это не раздельные вещи: внутренняя эволюция и реакция на энтропию.

МЛ: Всё достаточно просто. Когда мы начинали, не было ещё большого гражданского движения, которое было бы как-то активно и выступало бы против того, что происходит не только в обществе потребления, но и в общественно-политической жизни в целом. Всем тогда казалось, что всё отлично. А люди, которые пытались петь об обществе потребления и социальных проблемах вызывали у окружающих иронию и пренебрежение. В такой ситуации мы начинали, и наше творчество было отражением её. Но уже в 2010-м, когда мы записали альбом «Ум, Совесть и Честь», и когда у нас была известная история с песней «Готов», общество потихоньку стало понимать, что не всё хорошо в Датском Королевстве. И так всё сложилось в одну мозаику. Общество увидело, что происходят какие-то вещи, на которые общественное сознание влиять не может, и что снова всё катится в тоталитаризм и что человек снова становится ничем. Что гражданского общества у нас нет.

ЕО: То есть оно, вроде, гражданское, но его гражданственность е**т (трогает — прим.ред.) только его.

МЛ: Да, это был естественный процесс, в ногу со временем, мы даже не пытались ничего сделать специально. Мы просто пели в тот момент то, что видели. То есть, в принципе, описательная лирика осталась.

— Но появилась оценочная позиция всё-таки?

МЛ: Появилась. Но мы всегда старались быть более отстранёнными, указывали на проблему и хотели, чтоб человек сам принял решение. Но лирика, совершенно точно стала в 2010-м году с чёткой гражданской позицией.

— Считаете ли вы себя протестной группой? Протестный месседж в ваших песнях — это просто некая эстетика, которую вы эксплуатируете в художественных целях или прямое социально-политическое высказывание?

ЕО: Панк – он всегда от отрицания.

МЛ: То есть, да, в этом плане, мы — протестная группа.

ЕО: Не важно, против чего: себя или кого-то ещё.

МЛ: Да, не важно против чего направлен, против государства, против личности, против какой-то отдельной ситуации. А с другой стороны, у меня, например, была идея написать книгу о протестной волне, которая в России возникла в конце нулевых, начала поднимать группы, которые я лично знаю, лично знакома, и получается, что, если спросить: «Вы протестная группа?» — ни про кого так определённо нельзя сказать. Мы вот никогда не были политической группой, то есть мы не пытались изменить политическую ситуацию.

— А Пусси Райот — это протестная группа?

ЕО: Ну, это другое. Это арт-проект.

МЛ: Это акционизм, это не музыка. Это концепция, и прекрасно. Пусть дальше занимаются арт-проектом.

— А вы себя сами представляете в Храме Христа Спасителя?

ЕО: Да, там можно главный зал под корпоратив снять. Не так дорого. Там Моисеев выступает, Песков.

МЛ: Это только помещение, на самом деле. Господу всё равно, где ты к нему обращаешься.

ЕО: В этом храме, в принципе, происходит мало богоугодного, мне кажется.

МЛ: Но мы никого не осуждаем. Пусть нас туда на корпоратив позовут, мы сыграем.

_DSC2594.jpg

— В вашем творчестве есть феминистические мотивы, но при этом из песен не совсем понятна собственно ваша позиция. Вы иронизируете над поверхностным феминизмом или это разоблачение образа пост-советской жлобки, или что-то ещё? Вы за освобождение женщины от гендерных стереотипов и ролей?

МЛ: Я — за, я — феминистка. Заметьте, все тексты в Барто писали всегда мужчины. Сейчас пишет Женя. До 2010-го писал Алексей Отраднов.

— Да, я читала в Википедии, что за концепцию отвечал Алексей Отраднов.

ЕО: Ему группа приснилась во сне.

МЛ: Алексей Отраднов — это основатель группы Барто. В какой-то момент Лёше приснилась группа Барто, концепция, всё, как есть. Он пришёл ко мне и сказал: «Надо делать». А я сопротивлялась сначала. У меня был другой бэкграунд музыкальный, другие культурные традиции, я матом до Барто не ругалась никогда. Я педагог-историк по образованию. Но он меня убедил, говорит: «Ты видишь, всё катиться в бездну? Так и что молчать, надо говорить!».

— В тексте песни «Секта» вы отрабатываете тему гендерного распределения ролей. Такая буквальность в обработке темы феминизма скорее уместна была бы лет 60 назад, во время второй волны феминизма. Сегодня это выглядит, на мой взгляд, старомодно или намеренно утрировано: «отдай себя всю и благодари за счастье быть рядом, за х*й внутри». Зачем вы упрощаете форму высказывания?

МЛ: Да, упрощаем, намеренно. Плакатно. Но для России это нормально.

ЕО: Не меняется человек, и бабы не меняются, всё то же самое. И те же темы.

МЛ: Это для вас не надо разжёвывать и, может, даже говорить, а для большинства женщин России даже то, что это просто проговаривается, это удивительно уже. Россия настолько патриархальна до сих пор, а женщина не может от этого отказаться от стереотипа сильного плеча, что готова всегда оправдывать своё бытовое рабство любыми причинами, наличием любого пьяного мужика и идеалами любой даже самой несчастной семьи.

— То есть ей надо в лоб сказать, чтоб заставить подумать. Это ваш фирменный приём?

МЛ: Ну, мы любыми приёмами можем пользоваться, не только прямым высказыванием. Женя, вот, например, последователь питерской поэтической школы. Он более сложный. Мне поэтому тоже иногда приходится склонять его в сторону упрощения. Например, я получаю текст и, мне кажется, что его невозможно донести до зрителя. И я пытаюсь тоже с ним работать, говорю: «вот здесь надо проще».

— То есть это ты склоняешь в сторону утрирования и прямого высказывания?

МЛ: Да, я склоняю. Но это совершенно сознательный приём, возможно, мы скоро от него отойдём.

_DSC2635.jpg

— Последний полноформатный альбом «Прекрасная Эпоха» очень серьёзный. Образ эпохи трагичен: «эпоха брожения и отторжения», «мелочность, желчь, лицемерие, вонь». Образ автора – богоподобен. Он смотрит на всё сверху и оценивает. Как вы относитесь к самоиронии? Какая позиция автора вам более органична: автора, который всё видит и знает, смотрит сверху и рассказывает, «как оно всё», или автора-обывателя с ироничным взглядом изнутри себя на окружающий мир?

ЕО: Да там самоиронии хоть отбавляй, мне кажется, это очень слышно.

МЛ: Конечно, мы всегда себя ставим вместе с героями и мы тоже за «чистые футболки». Мы там и о себе в том числе. Сверху, да, но и о себе.

— Что на ваш взгляд сейчас происходит в культуре с диалектическим единством. Что важнее форма или содержание? Как вы с этим сейчас работаете?

МЛ: Переслушивала тут недавно песни Василия Шумова и думала про форму и содержание, потому что у него была акция «Содержание», Барто в ней участвовали. Цель акции была сформулирована Шумовым так: если наполнить содержанием хотя бы популярную музыку, то рано или поздно им наполнится и жизнь людей, и жизнь общества. Вот, а мне бы хотелось, чтобы песня в первую очередь была гармонична. Ну, и конечно, чтоб текст был правильный, классный на слух, чтоб это была поэзия, хотелось бы, чтоб была гармония формы и содержания.

Бывает, слушаешь просто прекрасную форму, где всё идеально с ритмом и гармонией, но при этом ты понимаешь, что исполнитель повторяет несколько одних и тех же слов. И тебя эта музыка качает, но не особенно тебя трогает. И ты понимаешь, что это такой формализм, где содержание вторично, это другая культура. Текст вторичен.

ЕО: Как вторичен!? Там есть рефрен: «wear my sunglasses at night», он повторяется все 8 минут трека.

МЛ: И что? Он такой важный?

ЕО: Ну не то чтобы важный. Это законченная история. Я ношу солнечные очки ночью. Вот его история. Всё, что он хотел сказать, содержание. Конечно на первом месте содержание. Форма приобретаема, но, безусловно, коррелирует с содержанием.

МЛ: Тут такая ситуация. Иногда идеи, которые вкладываются в текст невозможно выразить в той или иной форме. Вот у Жени есть текст, он приходит ко мне, рассказывает про идею, я представляю сразу одну форму, у меня рождается музыка, у меня появляется форма, но это не всегда совпадает с его идеей. Тогда мы начинаем эти наши видения соединять и уже работаем с формой, чтоб передать нужное содержание.

_DSC2533.jpg

То есть, можно сказать, что Женя у нас отвечает за содержание, а я — за форму.


ЕО: Если того требует мелодия, я иногда меняю содержание, если я чувствую, что так лучше. Но мы бодаемся.

МЛ: Что, например, для Боба Марли стало движущей силой в написании музыки? Гармония. С ритмами, с вайбом, с джа. И в какой-то момент мы поняли, что для нас этот вайб тоже важен. То есть сначала для нас реально было важнее содержание. Мы хотели прямо, плакатной формой, грубым стихом донести, что, мол, давай, вставай, делай, смотри, пи*ец какой-то творится, страшно сейчас будет.

С одной стороны, мы достучались до части людей, несмотря на то, что нас нет и не было в ротации нигде, только интернет. С другой, мы поняли, что ещё очень мало сделали. И сейчас больше над формой работаем и думаем, что вайб, гармония, музыка — это способ достучаться ещё и до остальных. Может, ещё нужно, чтоб вокруг нас были такие единомышленники и сплочённые журналисты, которые говорили бы тоже самое, дублировали. Сейчас мы думаем, что будем продолжать наступление, но в другой форме. Мы не будем больше, как сирена выть. Мы выключили сирену.

— В вашем последнем мини-альбоме есть песня про влюблённость в гастарбайтера-молдаванина. Создаётся такое впечатление, что вы постепенно освобождаете свой язык от идеологической составляющей, движетесь от идеологического высказывания к рассказыванию историй, от дискурса к нарративу, к своего рода неоромантизму, а работа с формой вывела музыкальную составляющую на уровень скульптурного совершенства. Это то, как вы видите сегодня свой новый музыкальный язык?

МЛ: Мне кажется, с русской культурой так всегда происходит. Мы постоянно освобождаемся от идеологической составляющей, чтоб ни за что не отвечать. Но не в нашем случае. Это неправда. Социальные темы и высказывание нас до сих пор интересуют и, более того, мы не утверждаем, что в дальнейшем мы не будем этих тем касаться. Но именно сейчас мы больше углубились в музыку. Пусть вам сейчас может так показаться, что мы занимаемся мифотворчеством, но нас до сих пор волнует социальные проблемы. Мы просто уделяем сейчас большее внимание именно музыке, мы хотим играть современную электронную музыку, мы хотим больше использовать новых технологий, освоить больше нового.

ЕО: Это всё происходит сейчас ещё и ввиду того, что даже пресловутая идеология в нашем случае множество раз трактовалась неправильно. Поэтому мы от неё и от какой-то ангажированности немного открестились пока.

МЛ: Мы решили оставить всё людям, как хотите, так и воспринимайте.

ЕО: Поэтому да, сейчас идёт высвобождение этой энергии, и мы те же самые, но на новых магнитных полях. Это переходная работа над предметом, мы её воспринимаем как мостик.

— Что происходит с культурой в нашей стране на ваш взгляд?

МЛ: Мне кажется, сейчас люди в основном озабочены тем, что с прилавков скоро исчезнут все иностранные продукты, сейчас закончатся запасы от магазинов и начнётся пи*ец.

ЕО: И до культуры точно никому не будет дела.

И будет большое поле, русское поле экспериментов.


_DSC2548.jpg

— Как вы видите себя в новой эпохе?

МЛ: Прекрасно! Я тут недавно читала статью про одного художника абстракциониста, он в Москве выставлялся, и он пишет о том, что до эпохи изобилия и удовольствия советские люди чище и подготовленнее воспринимали искусство, т.е. они больше знали и понимали, были готовы к опыту новому. А сейчас всё воспринимается с оценочной точки зрения, только плохо и хорошо, они не готовы анализировать. Сейчас только: «это мракобесие, мы это закроем», по типу «джаз играешь — родину продашь». Как такое возможно в 2015 году? Как возможно, чтоб против России был весь мир? Но этот мир воспринимает культуру открытее и свободнее, чем мы. И там действительно происходят явления, на которые хочется ориентироваться. А у нас всё закрывается, галереи, выставки, концерты отменяются, потому что мы культуру воспринимать стали через призму мракобесия или духовности. Сомнительные категории… Наступает время тоталитаризма и тёмные времена. Это вызывает страх и отвращение. И желание…

— Протеста или эскапизма? «Мотивация съ***ться» (свалить — прим. ред.)?

МЛ: Конечно, съ**аться сразу хочется. И не иметь отношения никакого к этому. Мотивация съ***ться есть.

А с другой стороны, понимаешь, что ты корнями врос в эту культуру и будет очень обидно, что вся эта великая культура пойдёт по п**де (коту под хвост — прим. ред.). Это будет просто чудовищно. И классики наши, которые Толстой, Достоевский, Пушкин, — просто каждый человек, который зашорен и говорит, что вокруг него ад и разврат, пусть просто перечитает русских классиков. Пусть все перечитают и заткнутся. Потому что их мораль, как была прогнившей, обывательской 150 лет назад, так такой и осталась.

ЕО: А выход-то есть.

МЛ: Стучаться дальше. Для меня выход один. Почему мы с тобой приезжаем с Кубы и удивляемся: 170 лет революции, и люди, которые счастливы. Они 170 лет делали революцию. Понимаете, они стучались в эту дверь 170 лет. Возможно, в нашем случае — это больше будет. Там умерло большое количество народа. Но дело в том, что надо продолжать бороться, нельзя опускать руки. Надо продолжать стучаться, и ты сможешь построить общество, в котором тебе или твоим детям будет классно жить, и можно будет им гордиться.

ЕО: Да, если ты человек, которому не всё равно.

МЛ: Продолжай, не опускай руки, иначе те, кто уже пожертвовал собой, сделали это напрасно, если мы сейчас руки опустим. Ты и есть та самая энергетическая, мощная сила, противостоящая этому миру обывателей. Как бы тебе ни казалось, что ты маленький и ничего не изменишь, ты на самом деле большой.

ЕО: Ну, да, у нас, в основном, людям по*уй (всё равно — прим.ред.).

— То есть вы видите ценность в единичном добре, поступке, протесте?

МЛ: Да, конечно, единичный поступок важен, сопротивление важно, даже если ты один.

— Ваш последний альбом называется «Прекрасная эпоха». Это намеренная отсылка к культурной ситуации в Европе накануне первой мировой войны? Вам близко это мироощущение надвигающейся катастрофы, которая сломает привычный порядок, но и создаст новые небывалые возможности в искусстве?

ЕО: Да намеренная отсылка ко всем эпохам накануне разрушения, бури.

МЛ: Да, мы так себя ощущали тогда, в момент написания последнего полноформатного альбома. А сейчас ощущаем себя по-другому. Хотя, что говорить.

_DSC2644.jpg

Вот мы себя ощущали накануне пи***ца (апокалипсиса), а сейчас мы живём в рамках перманентного пи***ца.


Это для всех уже стало настолько привычно, что ты уже не удивляешься, а просто живёшь и делаешь своё дело. Мы все начинаем воспринимать это странным образом, как норму. Но это не норма. Это катастрофа.

ЕО: Мне кажется, русский народ не даст себя до катастрофы довести, то есть он потерпит-потерпит, а потом где-то…

МЛ: А потом будет жуткое кровавое месиво.

— То есть вы не верите в возможность бескровной смены власти?

ЕО: Да никто уже в это не верит. У нас нет других вариантов.

МЛ: Мы предполагаем раскол, конечно. Вот скоро к вам будем визу оформлять.

— Как Томск на этот раз?

МЛ: В Томске был один из первых концертов Барто, кстати.

И тогда и сейчас — очень хорошо, душевно: все пляшут, все знают слова. Мы любим в Томске выступать.


_DSC2570.jpg



20150125


 

Оставить комментарий

Ваш e-mail никогда не будет опубликован или передан третьим лицам. Обязательные поля отмечены *

You may use these HTML tags and attributes: <a href="" title=""> <abbr title=""> <acronym title=""> <b> <blockquote cite=""> <cite> <code> <del datetime=""> <em> <i> <q cite=""> <s> <strike> <strong>

*
*