В этом году один из старейших отечественных рок-фестов Maxidrom как никогда ранее с полным для этого основанием мог именоваться международным — иностранные исполнители составили большинство участников, ну а российская музыка была представлена не забронзовевшими грандами «русского рока», а вполне свежими представителями инди типа Everything Is Made In China.
«Импортная» часть лайн-апа была весьма разнообразна: Linkin Park и Эверласт, Ноэль Галлахер и Therapy?, She Wants Revenge и Clawfinger.
Но всё же главным событием фестиваля стал почти трёхчасовой сет впервые приехавших в Россию легенд пост-панка The Cure, завершивший второй день фестиваля 11 июня.
Наш человек в Москве, Игорь ЗАК, делится своими впечатлениями от эпохального события.
— Да разве я кого-нибудь из вас валял? — спросил Гаргантюа».
Подобной реакции можно было ожидать не только от героя Рабле, но и от Роберта Смита, вокалиста и идеолога знаменитого на весь мир коллектива The Cure. А дело всё в том, что команда, объездившая весь земной шар вдоль и поперёк, совершенно не планировала концертировать в России. И не десяток лет, а целых тридцать шесть! Роберт, будучи парнем довольно странным, и в некоторой степени изысканным, откровенно побаивался ехать в страну медведей и водки.
Последней, кстати, Смит поёт дифирамбы чуть ли не с 1976 года (т.е. со времени основания группы).
Любит он также лапту, икру, балалаечную музыку, в общем, всё то стереотипное, что раздражает всех нас в иностранном восприятии РФ.
Подарком судьбы для всех обделённых фанатов группы стал её трёхчасовой сет, в ходе которого Боб успел сменить несколько личин: он был стеснительным, бойким, грустным и весёлым. Собственно таким, каким мы все его себе представляли.
Застенчивым он вышел на сцену — всё-таки впервые в такой огромной стране, с тысячами фанатов.
Да и как тут толпам фанатов не появиться — коллектив за годы своей деятельности создал серьёзный прорыв в таких жанрах как готический и альтернативный рок, многое сделал для поп-сцены.
Вполне ожидаемый ливень под конец выступления британцев заставил Смита с такой же застенчивостью покинуть сцену, создавалось ощущение что Боб испытывает некоторое чувство вины за проявление стихии.
Масштабный сетявился попыткой охватить более чем тридцатилетнюю историю великого коллектива. Именно поэтому, несмотря на фирменную вокальную подачу, было ощущение, что на огромной сцене Максидрома сменяют друг друга несколько коллективов. Многим посетителям фестиваля казалось, что они присутствуют при отыгрывании заслушанного до дыр сборника the best of The Cure, настолько уместно треки из тринадцати выпущенных альбомов сменяли друг друга.
Группа сделала три выхода на бис, хотя есть мнение, что это были запланированные концертные брейки. Всё то, чего мы ждали, свершилось: «Friday i’m in love», «Why I can’t be you», «Forest», «Just like heaven».
Ну и конечно «Boysdontcry», которую, промокшие и довольные мы пропели хором со всеми, кто ещё мог открывать рот.
Не было только «Hot, Hot, Hot» – но это мы с лёгкостью простим Роберту, за то что он такой какой есть, за то, что теперь мы не сомневаемся в его существовании.
The Cure на Максидроме 2012: лекарство для жизни
В этом году один из старейших отечественных рок-фестов Maxidrom как никогда ранее с полным для этого основанием мог именоваться международным — иностранные исполнители составили большинство участников, ну а российская музыка была представлена не забронзовевшими грандами «русского рока», а вполне свежими представителями инди типа Everything Is Made In China.
«Импортная» часть лайн-апа была весьма разнообразна: Linkin Park и Эверласт, Ноэль Галлахер и Therapy?, She Wants Revenge и Clawfinger.
Но всё же главным событием фестиваля стал почти трёхчасовой сет впервые приехавших в Россию легенд пост-панка The Cure, завершивший второй день фестиваля 11 июня.
Наш человек в Москве, Игорь ЗАК, делится своими впечатлениями от эпохального события.
Фото — с сайта motifey.ru
THE CURE на Максидроме 2012: лекарство для жизни
«— Что ж ты, милый, дурака валял?
— Да разве я кого-нибудь из вас валял? — спросил Гаргантюа».
Подобной реакции можно было ожидать не только от героя Рабле, но и от Роберта Смита, вокалиста и идеолога знаменитого на весь мир коллектива The Cure. А дело всё в том, что команда, объездившая весь земной шар вдоль и поперёк, совершенно не планировала концертировать в России. И не десяток лет, а целых тридцать шесть! Роберт, будучи парнем довольно странным, и в некоторой степени изысканным, откровенно побаивался ехать в страну медведей и водки.
Последней, кстати, Смит поёт дифирамбы чуть ли не с 1976 года (т.е. со времени основания группы).
Любит он также лапту, икру, балалаечную музыку, в общем, всё то стереотипное, что раздражает всех нас в иностранном восприятии РФ.
Подарком судьбы для всех обделённых фанатов группы стал её трёхчасовой сет, в ходе которого Боб успел сменить несколько личин: он был стеснительным, бойким, грустным и весёлым. Собственно таким, каким мы все его себе представляли.
Застенчивым он вышел на сцену — всё-таки впервые в такой огромной стране, с тысячами фанатов.
Да и как тут толпам фанатов не появиться — коллектив за годы своей деятельности создал серьёзный прорыв в таких жанрах как готический и альтернативный рок, многое сделал для поп-сцены.
Вполне ожидаемый ливень под конец выступления британцев заставил Смита с такой же застенчивостью покинуть сцену, создавалось ощущение что Боб испытывает некоторое чувство вины за проявление стихии.
Масштабный сет явился попыткой охватить более чем тридцатилетнюю историю великого коллектива. Именно поэтому, несмотря на фирменную вокальную подачу, было ощущение, что на огромной сцене Максидрома сменяют друг друга несколько коллективов. Многим посетителям фестиваля казалось, что они присутствуют при отыгрывании заслушанного до дыр сборника the best of The Cure, настолько уместно треки из тринадцати выпущенных альбомов сменяли друг друга.
Группа сделала три выхода на бис, хотя есть мнение, что это были запланированные концертные брейки. Всё то, чего мы ждали, свершилось: «Friday i’m in love», «Why I can’t be you», «Forest», «Just like heaven».
Ну и конечно «Boys dont cry», которую, промокшие и довольные мы пропели хором со всеми, кто ещё мог открывать рот.
Не было только «Hot, Hot, Hot» – но это мы с лёгкостью простим Роберту, за то что он такой какой есть, за то, что теперь мы не сомневаемся в его существовании.